Поиск

Валентина Поварова: «У каждого свой крест»

«У каждого свой крест, - однажды заметила Валентина Поварова и с улыбкой добавила. – Во всех смыслах» (*). Речь шла о серии работ «Крест», о Казимире Малевиче, о смысле жизни. «Малевич сделал квадрат, круг, крест… Но квадрат у каждого свой… И нечего бояться делать квадрат…», - эти слова художника как-то сразу все поставили на свои места. Поварова не боялась расщеплять предметы инструментами кубизма, «филонить» по методу «сделанности»...

 

 

Николай Кононихин. "Валентина Поварова: «У каждого свой крест»"

Если не считать картин, которые стояли везде, маленькая квартира Валентины Поваровой в Старом Петергофе скорее походила на обиталище философа-отшельника, чем на мастерскую художника. Книги по философии и космологии, трактаты восточных мудрецов и труды по физике разбрелись по всей квартире и настойчиво напоминали о себе, как будто ревниво конкурируя с картинами. При этом соседство это было столь же необычно, сколько, по-своему, даже органично. Ведь с картин на вас смотрели не цветы-пейзажи-натюрморты, как это часто бывает, особенно у женщин-художников, а вскрытое сердце вселенной, обдающее зрителя неукротимой энергией рождающейся цвето-формы. Такие впечатления остались у меня от первого посещения квартиры-мастерской художника.

«У каждого свой крест, - однажды заметила Валентина Поварова и с улыбкой добавила. – Во всех смыслах» (*). Речь шла о серии работ «Крест», о Казимире Малевиче, о смысле жизни. «Малевич сделал квадрат, круг, крест… Но квадрат у каждого свой… И нечего бояться делать квадрат…», - эти слова художника как-то сразу все поставили на свои места. Поварова не боялась расщеплять предметы инструментами кубизма, «филонить» по методу «сделанности», не осталась она равнодушной к цветовой мозаике коллажей Матисса, доведенным до знаков иероглифам Клее, притягательным полосам цвета Ротко… Но всякий раз за освоением новой пластики следовал «шаг в сторону», размышления, диалог, а зачастую – полемика с мастерами. Особенно это видно по отношению Поваровой к Малевичу, здесь полемика проявилась наиболее ярко.

Действительно, обширные серии «квадратов», «овалов», «крестов», прошедшие сквозными линиями через годы творчества и ставшие «визитной карточкой» художника, неизбежно провоцируют записать ее в последователи основателя супрематизма. На продолжение линии Малевича обращали внимание Н.И.Костров и Ф.А.Чудновский. Но это, так сказать, одна сторона медали. Линия Малевича объясняет истоки (является своеобразным «спусковым крючком»), но не исчерпывает пластическую сущность Поваровой, которая начиная с конца 1980-х стремительно развивается в сторону нарастания экспрессии и лежит уже в русле абстрактного экспрессионизма (особенно, американского). Ей свойственны, казалось бы, трудно совместимые вещи: холодный анализ и неудержимая экспрессия чувств. Особенно волнуют художника материи, невыразимые словами, которые находятся по ту сторону привычного визуального мира: «Искусство – несказуемое, живопись не излагается словами». Ей свойственно «ощущение трансцендентного», но опять-таки, не как холодно-аналитического конструкта (хотя такие работы, особенно, раннего периода, у художника тоже есть), а взрыва сверхновой звезды. Ее пульсирующие всплесками неудержимой энергии «Красные квадраты», «Овалы», «Пространства радуг», «Магические формы», «Энергии» и «Полосы» - это рождение вселенной, сопровождающееся расщеплением материи, мощными выбросами энергии, переплетением протуберанцев. Предельный накал экспрессии художник достигает накалом цвета, применяя экстремальные сочетанию красного, синего, желтого. Такая катастрофическая экспрессия цвета несет опасность для формы, которая рискует развоплотиться в пламени цвета. Балансируя на грани «экспрессия-структура» и чтобы не кануть в хаос, для укрощения цвета художник использует арсенал кубизма и «иероглифы» Клее, а в ряде работ переходит к более сдержанной холодной  сине-серой гамме.

Путь в искусство Валентина Поварова начала в годы хрущевской «оттепели», когда сквозь приоткрывшийся «занавес» молодежь жадно ловила редкие примеры модернизма на выставках Пикассо и Матисса, Международном фестивале молодежи и студентов в Москве и выставке Американского искусства там же. «На дипломе у меня весь академизм развалился начисто, - вспоминает то время художник, - и Дейнеко меня спас, сказал: «Поставьте ей тройку, и пусть она идет…»».

«В 1960-е мне крайне повезло, - вспоминает Поварова, - в эти годы из подполья вышли Стерлигов, Кондратьев, Глебова, мы были просто потрясены, ничего подобного никогда не видели... В это же время сестра Филонова у себя на дому принимала много людей. Я тоже к ней попала и была потрясена. И тогда мы с Людой Куценко «зафилонили»». Ирония в словах художника не случайна, одно дело увидеть, другое – смочь. Оковы академизма, привитые за десять лет обучения сначала в СХШ, потом в Академии художеств, долго не отпускали, а пластика формообразования давалась не сразу, а мучительным сосредоточением сил. Когда Поварова решилась показать Стерлигову свои «филоновские» работы, «он в пух и прах их разбил, потому что в работах все равно в скрытом виде был академизм». Это была трагедия, жить дальше не хотелось… Потребовалось время, чтобы осознать слова мастера. Когда она принесла акварели, сделанные по советам Стерлигова, он сказал: «Оказывается, вы все поняли».

Решающим для судьбы художника стало знакомство с Владимиром Волковым и Павлом Кондратьевым. «Волкова я два года слушала не открывая рта, лишь потом решилась что-то спросить, - вспоминает Поварова. - Кондратьев умел разглядеть, что свойственно художнику, он говорил: «Это – ваши цвета, это – ваши формы…». Так, например, первый просмотр работ Поваровой вызвал удивление Кондратьева: «Я думал, идя к вам, увидеть импрессионизм, а вы, оказывается, совсем другая». Он одобрил эскиз работы «Зеркало» и сказал: «Ваши цвета - синие». Сдержанные, часто до монохромности, серо-голубые и серо-коричневые гаммы помогли выявить форму. Этот период Поварова характеризует как «период Кондратьева-Волкова… и еще Клее…».  Приходит осознание необходимости «вывода», чтобы произошел «скачок» через сжатие количества элементов и укрупнение формы. Как результат, рождаются минималистические работы «Зеркало» (1975), «Покой» (1979), «кристаллические» образцы кубизма «Иней» (1982), «Квадрат» (1980-е), «Форма 1» (1984), в том числе с элементами аналитического искусства «Становление» (1977), «Отражение» (1979-1980).

«После монохромной гаммы мне захотелось яркого цвета, - признается Поварова. - У меня всегда чередуется период конструктивный и цветной… Все идет параллельно…» (она преподавала цветоведение в Училище им.Мухиной). Так в конце 1970-х появилась серия цветных коллажей, а с 1990-х в творчество художника входят экспрессивные «головы», «квадраты» и «овалы», а позже – «энергии», «полосы» и «кресты».

Поварова внимательно следила за тем, что происходит в мировом искусстве, ее беспокоили новомодные течения, забвение достижений русского авангарда. «Сейчас трудный период, - говорила она о 2000-х. - Был «девятый вал» (кубизм, русский авангард)… Но после девятого вала идет отлив… Большие принципы, которые были переданы от Малевича, сейчас распыляются, забываются, не осваиваются…». В лице Валентины Поваровой мы имеем образец бескомпромиссного служения русскому Авангарду. Венчает творчество художника масштабный цикл «Кресты», соединивший традиции древнерусского искусства, русского авангарда и мирового экспрессионизма. «Кресты – это, наверное, моя форма», - призналась Поварова в 2004 г. в интервью Ольге Томсон.

Примечание: * - здесь и далее высказывания В.Поваровой приводятся из видео-интервью Ольги Томсон, 2004 г.

10.10.2015 г.